Вы спросите, как нас свела судьба? Я Вам отвечу.
Вы, наверное, знаете старый анекдот о портном-еврее, который целый месяц шил одни брюки. Когда клиент, получая свои брюки, заметил, что ему пришлось эти брюки ждать целый месяц, а Бог, между тем, создал мир всего за шесть дней, - получил ответ: «Посмотрите на этот мир! И на эти бру’ки!»
Я вам так скажу, этот анекдот про моего деда. Он был портным. Мой отец тоже был портным. Кажется, и прадед, и прапрадед… это была семейная традиция, которая прервалась на мне.
Вы спросите, причём здесь Ким Назаретов? Я вам отвечу. Я же сказал, что мой отец был портным. И хорошим портным. Может, не таким хорошим, как мой дед, но зато шил быстрее. А вы знаете, что такое портной в советское время? В советское время было три вида уважаемых людей – продавцы, таксисты и портные. Про таксистов и продавцов я не буду вам сейчас объяснять. Скажу о портных. В советское время было много хорошего, но была одна большая проблема – хорошая одежда. Особенно красивая и модная. И эту проблему мог решить только один человек – хороший портной. И их-таки было не так уж много и их знали все. И очень уважали.
Я вам так скажу, о хорошей красивой одежде мечтал каждый советский человек, но если он её не очень имел, то сильно не расстраивался, потому что её не очень имели и все остальные. Но для творческого человека, артиста, музыканта – это была проблема. Музыкант должен выглядеть красиво и быть модно одетым. Поэтому музыканты очень уважали портных.
И как я понимаю, мой папа шил для кого-то из оркестра Кима, может и для всех (он - оркестр, - тогда-то и был человек десять, не больше), может и для самого Кима шил. Не знаю. Я тогда этим не интересовался. А кричать на весь мир, как сейчас: я шью для Кима Назаретова, - тогда такой моды не было. Это сейчас – боже ж мой! Он шьёт для Аллы Пугачёвой! А что видела та Алла Пугачёва? Она видела, как шил бру’ки мой дед?!
Но я сейчас не об этом. Я о музыке. Как во всякой нормальной еврейской семье, у нас в семье очень любили музыку. И худо-бедно все на чём-нибудь играли. Но все были самоучками. Первым, кто в нашей семье получил нормальное музыкальное образование, был я. Все эти очень гордились.
У нас слушали всякую музыку. Но отец особенно любил джаз. Дед тоже любил кое-что из джаза. Но что-нибудь более серьёзное, чем «буги-вуги». Очень любил Гершвина. Часто слушал Голубую рапсодию и говорил: «Только русский еврей мог сделать из африканских там-тамов настоящую симфонию».
Так вот, когда мой папа стал шить для кого-то из назаретовского оркестра, он со словами: «учись играть настоящую музыку», - брал меня на их репетиции, к которым приурачивал примерки и выдачу заказов. Причём, как я понимаю, он меня намерено водил именно на репетиции, а не на концерты, на которые в то время попасть можно было безо всяких проблем (они тогда были почти никому не известными музыкантами), главное знать, где концерт проходит. А проходили они, где придётся. Во всяких ДК, на танцплощадках, в фойе кинотеатров… Кстати, хороша была традиция – в фойе кинотеатров играли оркестры. Моя б воля, поубирал бы из нынешних кинотеатров эти травиловки и поставил сцены: пусть начинающие музыканты играют.
И я только со временем понял, почему он так делал.
В джазе (и в роке – но это другая тема) привлекает, прежде всего, свобода, импровизационность, искренность. Свобода самовыражения. Искренность взаимоотношений. Эта искренность и свобода передаются, конечно, и во время выступлений. Но особенно она чувствуется на репетициях. И, особенно, когда какой-то коллектив находится «в стадии становления». Когда нет никаких дешёвых понтов, а есть общая увлечённость. (Эта атмосфера очень хорошо предана в фильме «Мы из джаза»).
Такого заряда жизненной энергии, юмора, темперамента… как на тех репетициях я потом мало где получал (пожалуй, ещё, когда студентом несколько лет играл в «своей» рок-группе). И главным источником этой энергии, неповторимой творческой атмосферы, объединявших всех, был Ким…
Продолжалось это всё не так уж долго. Скоро я уехал учиться в Москву.
Но те полтора десятка кимовских репетиций, как я позже понял, дали мне очень многое. Я благодаря им стал понимать, что такое настоящая музыка, что такое настоящее творчество и что такое настоящая дружба. А когда ты знаешь о музыке, творчестве и дружбе, ты уже кое-что знаешь за жизнь (чтобы хорошо знать за жизнь, надо ещё знать про любовь – но это другая история).
Потом - лет через десять и позже, - конечно, я видел Кима Назаретова на концертах признанным мэтром. Подмывало несколько раз зайти после концертов за кулисы. Но я говорил себе: Иосиф, зачем ты будешь ставить в недуобное положение хорошего человека. Разве вспомнит он прыщавого очкастого подростка, который сидел в пустом зале или выглядывал из-за кулис на его репетициях? Тем более, что ты теперь на него совсем не похож. Ты теперь солидный ничего из себя мужчина!».
И я Вам так скажу. Я сейчас не жалею, что сдерживал тогда эти мелкие тщеславные порывы. В моей памяти Ким остался молодым, полный энергии, надежд, жизненных планов – в лучшую пору жизни.
