Формально нас в этом доме поселили, насколько я понимаю, потому что моя бабушка работала костюмером в драмтеатре. Но я подозреваю, что реальная причина того, что нас поселили в этом доме была та, что дед кому надо что-то вовремя пошил.
Дом в те времена был всегда ровно оштукатурен и вымыт, обнесён капитальным забором, от которого тоже сейчас остались одни развалины.
Вся территория за забором и особенно большой внутренний двор, окруженный корпусами здания, всегда был чисто убран. Внутренний двор со скамеечками, большой клумбой в центре, гипсовыми вазонами с цветами и гипсовыми же скульптурами всегда был полон детворы и надзирающих за ними бабушек и дедушек.
Я тоже неплохо провел там несколько первых лет своего раннего детства. Но лет с десяти этот двор стал тяготить. Казалось, в нашем дворе днём собиралась, по крайней мере, добрая половина всех бабушек и дедушек, которые жили в Ростове. Только и слышно было: «Миша иди обедать», «Таня, тебе пора делать уроки», «Евгений, ты ещё не играл сегодня на скрипке», «Сонечнка, тебе пора на сольфеджио» и т.д. и т.п. Какой нормальный человек может отдыхать в такой обстановке?
И потому все, после 10-12 лет норовили уже с этого двора – образца советского благополучия – сбежать. Мы говорили дома: «Я пошёл гулять». И дома знали, что это означало, что мы идём гулять в «большой двор». Нам обычно говорили: «Только не переходить улицу», и с богом отпускали.
Для тех, кто плохо знает Ростов и особенно Ростов 1950-х - 1970-х гг., поясню, что означает фраза: «Не переходить улицу». Имелись в виду прежде всего ул.Горького, плавным изгибом переходящая в ул. Ченцова и пр.Театральный. Автомобилей в те годы было очень мало. Если по Горького проезжало два-три автомобиля в час, это считалось интенсивным автомобильным движением. Но зато трамваи с неимоверным грохотом и скрежетом проносились через каждые пять минут, а утром и вечером – когда людей надо было доставлять на работу и обратно, - и того чаше.
И хотя, на моей памяти никому головы как Берлиозу не отрезали, но достаточно регулярно происходили всякие несчастные случаи. Особенно со школьниками 22 школы, где я учился. Другой улицей, которую возбранялось переходить, была Советская, переходящая в Театральную площадь.
Там уже и автомобильное движение было поинтенсивнее, но главное там постоянно гоняли троллейбусы и автобусы, под которые тоже вполне можно было угодить. Была ещё – собственно он и сейчас есть, - ул. Каяни. Но её эти предупреждения не касались. Она была в то время абсолютно «мертвой» в транспортном отношении. Если за весь день проезжали две-три машины – и то было хорошо.
Мы очень строго следовали этому предупреждению. Не столько потому, что были такими уж послушными (хотя и это в какой-то степени было), а потому, что нам не было никакой необходимости переходить эти улицы. Нам вполне хватало нашего «большого двора», который включал стадион «Трудовые резервы» (сейчас он как-то по другому, кажется, называется), парк Революции и разную дополнительную мелочь вроде школьного двора и двора речного училища.
«Трудовые резервы» - сейчас полностью «убитый» (это при всех разговорах о необходимости развития массового спорта, привлечения в спорт молодёжи пр.) – в те годы был солидным, благоустроенным спортивным комплексом. Там даже регулярно тогда проходили матчи футбольного чемпионата. В жизни детворы нашего двора он играл большую роль, во-первых, потому что почти все мы там большее или меньшее время с большим или меньшим успехом занимались в разных спортивных секциях. Я тоже перепробовал несколько. Но нигде не «зацепился». Особых спортивных данных у меня не было. Но коей чему научился. И за то благодарен. Но там – на стадионе, - можно было гулять, играть просто так. Ворота всегда были открыты. Только если проходили какие-нибудь официальные соревнования или футбольный матч, а это было пару раз в неделю и обычно по выходным, на стадион просто так не пускали. А обычно мы ходили туда просто так. Как в одну из частей нашего большого двора. Обычно мы туда не ходили, а ездили. На великах. Потому что там была одна классная штука. Среди прочего на стадионе была секция мотокросса. И между северной трибуной и забором по Ченцова было выкопано несколько довольно глубоких ям с пологими краями. На них «мотокроссеры» - не знаю как их правильно назвать, - отрабатывали преодоление препятствий. Когда они этим занимались, мы сидели в сторонке рядом с нашими великами и заворожено наблюдали, как мотоциклы взмывали в воздух, выскакивая из ям. А когда эта тренировочная трасса освобождалась, мы сами гоняли по этим ямам на своих великах, усиленно рыча, подражая рёву мотоциклов. И, казалось, мы взлетаем в небо как заправские мастера мотоспорта. Здорово было!
А ближе к вечеру мы перебирались в парк, где летом играли в «войнушку» или казаков-разбойников, зимой катались на лыжах и санках и опять же играли в «войнушку». Надо сказать, что в те годы парк Революции был мало похож на нынешний парк. «Культурная жизнь» в нём тогда концентрировалась в его юго-западной части – вокруг театра и фонтана.
Бо’льшая же его часть была густой приличных размеров рощей, которую пересекали две узких аллеи (раза в два уже нынешних). Причём аллея, которая шла от Театральной площади шла только до поперечной аллеи (от Каяни до Театрального проспекта), а дальше к стадиону «Трудовые резервы» вела просто узенькая тропинка. В общем, в те времена парк был небольшим леском, как нельзя лучше подходившим для мальчишеских игр, о которых я говорил выше.
Нет, рядом со входом со стороны Краснофлотского был ещё одни «очаг культуры»: агитплощадка. Там регулярно по выходным проводились лекции о международном положении и пр. Пока я был маленький и беспрекословно делал всё, что требовал дед, я ходил с ним на эти лекции. Терпеливо сидел, помирая со скуки, ничего не понимая. Но иногда эти политические мероприятия проводились с творческой выдумкой. Я на всю жизнь запомнил один кукольный спектакль, который там разыграли. Тоже естественно, на политическую тему. Весь я его конечно не помню. Но сцена как большая кукла, изображавшая Мао (мы тогда ещё с Китаем дружили), бьёт маленькую тщедушную куклу Чайканши, - врезалась в память навечно. Забитый до полусмерти Чайканши переваливался через ограждение-сцену и лепетал: «Я бедный Чайканши. Мои дела не хороши». Мне, наверное, это показалось очень умным и весёлым и потому запомнилось на всю жизнь.
А когда начинало совсем темнеть, мы подтягивались к Зелёному театру, который сейчас практически полностью уничтожили. Там периодически проводились разные концерты. Но большую часть времени он использовался как летний кинотеатр. Сейчас уже мало кто помнит, что это такое. Об этой «исчезнувшей натуре» надо будет как-нибудь рассказать отдельно. Если совсем коротко – для молодёжи, - это кинотеатр без крыши. Главным преимуществом этих очагов «самого важного из искусств» было то, что в него при определённой ловкости можно было попасть перелезши через его стены, или просто можно было забраться на ближайшие деревья и с его веток смотреть бесплатно кино. Но в Зелёном театре мы этим способами почти не пользовались. Мы давили на жалость. Контролёрами, как и везде, здесь работали обычные ростовские тётки, у которых были такие же пацанята и девчёнки как мы. Внешне они были очень грозными и не хотели неприятностей, но в душе почти все были сердобольными русскими бабами. Мы их давно всех знали. Они знали всех нас. Потому мы перед началом сеанса долго стояли и канючили: «тетенька пропусти, пожалуйста». Они внешне грозно нас гоняли, чтобы начальство видело, что они не дремлют на посту. Но когда сеанс начинался, они делали вид, что на что-то отвлеклись, - и мы прошмыгивали во внутрь и быстренько забивались на ближайший боковой балкон. Они как правило полностью пустовали. В Зелёном театре был вообще большой для кинотеатра тогдашних лет зал. Даже его «партер» редко когда был заполнен больше чем на половину. А боковые балконы – тоже очень вместительные, - были почти всегда совсем свободные. Так что никакого реального экономического ущерба мы не приносили. И на наши нелегальные посещения кино все – имеется в виду администрация Зелёного театра, - смотрели сквозь пальцы. А уж если шёл дождь – и подавно. Зал был почти пустой, а кино всё равно показывали. А у нас на такой случай были припрятаны старые кухонные клеёнки, которые дома у нас были списаны в расход. Тогда мы устраивались в партере на лучших местах и никто нас не гонял. И таким образом мы на халяву просмотрели почти всё, что в то время предлагал советский кинопрокат.
А на летних каникулах мы почти весь день пропадали на знаменитом вучетьевском фонтане. В летнюю жару мы его использовали как бассейн. Он с утра до вечера был заполнен детворой, которая прибегала, приезжала на великах сюда из самых разных районов города.
В особо жаркие дни бывало невозможно было найти мета куда прыгнуть или нырнуть. Так плотно он был заполнен пацанячьми и девчачьими телами. Не хуже чем сочинские пляжи в советское время в пик сезона.
А когда становилось совсем темно – уже попозже, лет с 14-15, когда переставали строго требовать возвращения домой не позже 9 час. вечера, - мы подтягивались к летнему ресторану «Театральный». От него уже сейчас совсем ничего не осталось, только огороженный пустырь, с которым никак не придумают что сделать. А было очень симпатичное заведеньеце, подобных которому сейчас в Ростове нет. Для тех кто его не застал – вспомните тот ресторан из «Бриллиантовой руки», где Федя подавал «дичь». Вот примерно такого рода заведением и был ресторан «Театральный». Меня там привлекала музыка. Там играл живой и очень приличный оркестр. И в его репертуаре было немало джазовых или почти джазовых вещей: утёсовские вещи, композиции из «Серенады Солнечной долины», адаптированные американские мелодии военных лет типа песни американских лётчиков-бомбандировщиков, советские джазово-подражательные вещи вроде песен из «Человека-амфибии» и песенок вроде той, что про гусеницы и пчелу… А под закрытие, когда «политконтроль» хорошо набирался и ему было всё равно, можно было услышать и пару-тройку настоящих рок-н-ролов и буги-вуги…
А ещё там можно было нежданно «обогатиться». Специально никто этим не занимался. Тогда это никому и в голову не приходило «зарабатывать» попрошайством. Но подгулявшие мужики, наткнувшись на нас в парке, сами совали нам, что у них оказывалось лишнего в руках. У кого шоколадка, данная на сдачу. У кого горсть мелочи, с которой рука никак не попадала в карман и её высыпали нам в ладони: «Держите, пацаны». Иногда перепадало по рублю с лишним. А однажды меня чуть не придавил здоровенный детина, еле стоявший на ногах. Он долго смотрел на мою очкастую рожу, потом строго спросил: «В школу ходишь?». Я перепугано кивнул головой. «Молодец. Хорошо учишься?» Я опять кивнул. «Без троек?» Я теперь помотал головой. Он достал из кармана жменю помятых бумажек, выудил из неё одну и сунул её мне: «Молодец» - и неровной походкой прошествовал дальше. Я разжал кулак – там было целых три рубля. В 1962-1963гг для пацана это ж было целое богатство. На следующий день мы здорово на эту трёшку «покутили»…
Я вот сейчас всё это вспомнил. И мне стало страшно. За себя, за нынешних детей. Мы брали эти шоколадки, деньги… и никому в голову даже не приходило искать и видеть в этом какие-то подвохи, задние мысли, угрозы. А сейчас попробуй угостить конфеткой или шоколадкой незнакомого ребёнка на улице – тебя ж в милицию сдадут как педофила. А раньше это было в порядке вещей. Не только у ресторана, просто посреди улицы, идущий домой с только что полученной зарплатой мужик, лез в кулёк с конфетами, которые нёс своим детям и давал две-три конфеты тебе.. просто так от души… и так было вплоть до окончания «советских времён».
И я не знаю, стоит ли то внешнее товарное благополучие (да и то не для всех), утраты этой душевной открытости и человечности, доброты, которую мы, думается уже навсегда потеряли.
Вот так мы жили в нашем большом дворе. И должен сказать, жили счастливо. Чтобы там не говори сейчас про то время. Дай бог, чтобы так счастливо и беззаботно прошло детство наших внуков, правнуков и …
